«Там строили рабское общество». Как на месте страшного штрафного лагеря под Новосибирском вырос музей
Искитим — это сплошь промышленные предприятия и типичные советские хрущёвки. Достопримечательностей у маленького городка под Новосибирском не так много, и почти все они связаны с печальной страницей истории Советского Союза.
Около полугода назад в посёлке Ложок под Искитимом, там, где сейчас располагается Храм в честь Новомучеников и исповедников Церкви Русской, появилась ещё одна достопримечательность — музей, посвящённый пострадавшим в годы гонений и репрессий. Его экспозиция представляет собой письма, предметы быта, фотографии и воспоминания тех, кто провёл долгие годы в Искитимском штрафном лагере.
Журналист Ксения Лысенко и фотограф Александр Ощепков побывали на месте бывшего лагерного пункта в Ложке, заглянули в музей памяти и в карьер, где работали заключенные, чтобы выяснить, как выживали и погибали заключённые Искитимлага.
На окраине Искитима, по дороге к Ложку, работает спецтехника. Здесь вовсю кипит работа по добыче известняка, надсадно гудят грузовики, а огромный карьер по соседству пустует — именно там с 1929 по 1956 годы камень добывали каторжники — заключённые Искитимского штрафного лагеря.
— То, что сейчас делают машины, раньше делали обычные люди. В нечеловеческих условиях, без нормального питания, медицинской помощи и при очень низких температурах зимой. Либо ты вырабатывал норму — а она, нужно сказать, была очень тяжёлой, — либо оставался без пайка, — рассказывает Игорь Затолокин.
Затолокин — руководитель проекта Новосибирской митрополии «Сохраним наследие» и один из основателей Церковно-исторического музея при Храме в честь Новомучеников и исповедников в Ложке. Больше 16 лет отец Игорь собирал исторические свидетельства существования здесь Искитимского штрафного лагеря, которые в мае этого года удалось превратить в экспозиции и разместить в цоколе храма. Так появился первый и единственный на территории Новосибирской области музей памяти жертв репрессий.
— Вообще, штрафным Искитимлаг стал не сразу. Вначале была колония, потом отдельный лагерный пункт, а в 1939 году, когда сюда переселили Бердское отделение, лагерь сделали штрафным, — поясняет Игорь Затолокин. — Сам он был не одного только штрафного типа, на территории располагались и обычные лагеря, в том числе женская колония, ну и, конечно, со всей области сюда свозили «политических».
Положение «политических» в лагере было особенно тяжёлым: с одной стороны, они терпели издевательства лагерного начальства, а с другой — уголовников, которые проигрывали их в карты, отбирали хлеб и жестоко избивали. Впрочем, и у начальства были свои способы воздействия на заключённых, в том числе и по политическим статьям: зимой их раздевали и ставили на «пеньки», а летом голыми выводили в лес «на комара», где люди погибали от укусов гнуса и мошки.
Рабское общество лагеря
Экскурсию по Церковно-историческому музею Игорь Затолокин начинает с Храма в честь Новомучеников и исповедников Церкви Русской. Небольшое помещение храма с позолоченными иконами и белыми стенами резко контрастирует с тем, что находится под ним — музей встречает доверху груженной камнями вагонеткой (с такими работали заключённые лагеря) и растяжкой «Ударный труд — короткая дорога домой!» Именно такой лозунг видели все новоприбывшие в лагерь.
В самом музее есть ещё несколько лозунгов Сталина, все они про ценность каждого работника и готовность ответить на «угрозы войны». Сразу за стендами с лозунгами и призывами выработать норму по добыче известняка к 1 сентября — вход в стилизованную камеру заключения с соломой на нарах, печкой-«буржуйкой» и единственной железной миской. По словам отца Игоря, так выглядела типичная общая камера узников Искитимлага. Были ещё и одиночные, неотапливаемые, предназначавшиеся для «особо злостного элемента». И вот там, как рассказывает отец Игорь, случалось «всякое»: и «на жёрдочки» сажали, чтобы заключённый не мог спать или сидеть на нарах, и даже оружие применяли в случаях «пресечения саботажа».
— Но нужно понимать, что в лагеря не направляли тех, кого приговаривали к высшей мере наказания. Это ошибочно думать, что в лагере повсеместно расстреливали. Лагерная система — это система построения общества, рабского по сути. Расстреливали либо до отправления в лагерь, либо прибегали к этому в определённых случаях — при побеге, например, — отмечает Игорь Затолокин.
Впрочем, добавляет он, и без применения оружия смертность в Искитимлаге была высокой, в отдельные месяцы она доходила до 16%. И всё из-за невыносимых условий каторжного труда. Те, кто не выдерживал, занимались тем, что на языке лагерного начальства называлось «саморубством» — сами себя калечили.
«Трудились как рабы, жили как скотина»
— Во времена построения ГУЛАГа ситуация в обществе была непростой: вроде бы конституция 1936 года приравняла в правах всех людей, однако в то же время существовало некое внесудебное разбирательство. То есть разбирали дела (особенно политические) так называемые «тройки», состоящие из ответственных лиц, ну а некоторые дела фабриковались. В результате возникла негативная обстановка, когда люди боялись, их могли оговорить. И любой человек, какое бы высокое положение в социалистическом обществе он ни занимал, мог быть подвергнут экзекуциям, казням и назван врагом народа, — продолжает отец Игорь.
Таким «врагам народа» и в первую очередь священнослужителям, особенно пострадавшим в «годы лихолетья», и посвящена основная часть экспозиции музея.
— Церковь сразу столкнулась с непониманием термина «контрреволюция» и тем, как священнослужители вообще могут иметь отношение к этому. Они не вмешивались в политику, им ведь что нужно было — дайте только спокойно служить. Но советская власть полагала, «раз вы проводите богослужение или собрание, значит, оно может иметь контрреволюционный характер», — добавляет он.
Далее отец Игорь перечисляет, как именно советское законодательство подавляло церковную жизнь: вначале священнослужителям нельзя было издавать специальную литературу, потом преподавать в школе, затем устраивать крёстные ходы, дальше государство начало регулировать колокольный звон, отменило церковные праздники и перешло к шестидневной рабочей неделе, из-за чего верующие не могли посетить церковь.
— Вот, например, здесь, — отец Игорь показывает на одну из витрин, — представлена копия письма одного из известных епископов русского зарубежья Иннокентия Фигуровского. Через несколько дней после отречения императора он написал о том, какое великое счастье произошло в нашей стране — пало иго самовластия. Теперь-то, был уверен он, «мы так заживём»! Но буквально через пару лет он сам вынужден был оставить эту страну.
Дальше Игорь Затолокин показывает на фотографии Николая II из личного дела одного из священнослужителей Новосибирской епархии — в 1937 году его обвинили в том, что он монархист, и расстреляли. Рядом фотография из личного дела ещё одного священника. На чёрно-белом фото еле видны очертания военной формы, в которой стоит священнослужитель, будучи подростком. За эту фотографию его тоже отправили на расстрел, посчитав форму белогвардейской.
Переходя от одной экспозиции к другой, отец Игорь последовательно показывает письма священнослужителей, погибших в результате гонений, и простых заключённых Искитимлага, делится архивными фотографиями и ценными экспонатами вроде разбитых и заново отреставрированных колоколов, которые были сняты с церквей в годы репрессий.
— Я не могу выделить какую-то отдельную историю из жизни заключённых, которая меня удивила или больше всего потрясла, — рассуждает он. — Наверное, так: вся эта лагерная система неправильная и потрясает до глубины души. Потому что человек, даже если он был уголовником, не должен трудиться как раб и жить как скотина. Больше всего меня поражает, насколько страшно оказаться в такой ситуации. Это не должно повториться.
Напоследок, выходя из музея, Игорь Затолокин замечает на одной из витрин кем-то оставленную зеленую карточку страхового свидетельства. В графе «место рождения» её владельца указано: «Оздоровительно-лечебный профилакторий, Искитимский район, Новосибирская область».
— Вы представляете, это они так ОЛП № 4 в Ложке расшифровали — «Отдельный лагерный пункт»! Это ж надо додуматься назвать лагерь профилакторием, — грустно улыбается отец Игорь. — Надо добавить эту карточку в нашу коллекцию.