Ответ школьному учителю – это экзамен знаний, ответ следователю НКВД – экзамен веры и испытание на верность. Отчего новомученики молчали перед следователем, отрицали свою вину, не оправдывались?

Подлинное чудо и действие Святого Духа, что все новомученики на допросах вели себя почти одинаково, материалы следственных дел только и содержат: «Вину отрицаю», «Контрреволюционной деятельности не вел». Кто-то из новомучеников вообще, подобно Господу Иисусу, молчал на допросах. Одесский сщмч. Онуфрий (Гагалюк) задавался вопросом: «Почему Господь молчал перед Иродом?» И сам давал ответ: «Потому, что Ирод был недостоин слова Божия. Они хотели видеть чудо не для того, чтобы уверовать в Спасителя, а из пустого любопытства <…> Господь всегда может совершить чудо, но считает недостойным для этого современных богоборцев, так как совесть их глуха ко всяким духовным запросам: подобных им апостол определяет как “сожженных в совести своей”».

Да, перед сожжённой совестью бесполезно говорить о высоком достоинстве служения священника, о его честности и желании бескорыстно служить Богу и людям. Бесполезно говорить о вере атеисту и предателю о верности. Вот и молчали наши родственники-христиане и не признавали ложной своей вины. Нельзя было кривить душою.

Верные Церкви и Христу понимали, что ложь, клевета, согласие с несовершенными преступлениями и неправдивое самообвинение порочили бы Церковь, явились бы выражением земной корысти, трусости и малодушия, отсутствия упования на Бога, обещавшего не оставлять Своих верных при любых испытаниях. «Когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как и что отвечать, или что говорить, ибо Святой Дух научит вас в тот час, что должно говорить» (Лк. 12:11–12).

Сщмч. Василий Максимов во время допроса отклонил обвинения, тогда сержант госбезопасности протянул ему его фотографию и попросил расписаться на обороте. Когда священник это сделал, он как нотариус заверил личность о. Василия. Через несколько дней тройка НКВД приговорила его к расстрелу, а фотографией воспользовался палач, чтобы удостовериться в подлинности особы перед казнью мученика.

Отдельной страницей в истории допросов наших святых можно выделить требование следователя назвать (проще сказать, открыть) органам власти свое окружение. На деле это значило подвергнуть всех братьев и сестер аресту и уничтожению. Преподобномученик Феодор (Богоявленский) недвусмысленно на допросе заявил: «Я считаю для себя нравственно невозможным называть следствию лиц, у которых я проживал, и на этот вопрос давать ответ отказываюсь».

Леонид (Сальков), новомученик Одесского края, называл «подлостью» покупать себе свободу или другие «возможности» ценой братской крови.

Необходимо понимать, что задачей следствия в то время был не поиск истины, а выполнение политического заказа советского руководства – подвести под приговор, обвинить в контрреволюционной деятельности, обосновать «преступление врага», сломать его и уничтожить. «Религиозники» подпадали под эту статью напрямую.

Герои Гражданской войны, старые коммунисты, оклеветанные чекисты плакали и молили о пощаде, а православные терпели. Святого исповедника Афанасия Сахарова допрашивали в одной из тюрем около 30 раз, обычно ночами. «Еле живой после пыток, сдерживая стон, святитель часто говорил близким людям: ‟Давайте помолимся, похвалим Бога!”.  И первым запевал: ‟Хвалите имя Господне”. И пение это его оживляло. Вновь пришедших узников владыка ободрял: ‟Не падай духом. Господь сподобил тебя, по Своей великой милости, немного за Него пострадать. Благодари Бога за это!”».

Правда, мученикам чаще было куда спокойнее, чем допрашивавшему их следователю. Кто кому служит – тот тому и раб. Святые служили Богу Всемогущему, видящему все муки и слезы. Они поступали с пониманием того, что наступил крестный час и самый главный момент в жизни. И потому, выслушав, что следователь записывал из их ответов, с сознанием полноты исполненного долга ставили или не ставили свою подпись под протоколом. И не было и тени смущающих душу сомнений – никого не оклеветал, себя не оболгал. Главное – остался верным Богу.

В то время к подследственным применялись беспощадные пытки, и некоторые из арестованных под воздействием мучительных телесных страданий оговаривали себя и других и подписывали протоколы, которые были составлены следователями. Правды ради заметим, что все духовенство епархии, арестованное по делу сщисп. Луки (Войно-Ясенецкого), ложно оговаривало его в контрреволюционной деятельности, которую святой исповедник отрицал как ложь. Интересно, что в житиях новомучеников встречаем даже случаи очной ставки священников, которые сломались и говорили всё, что желал следователь (в том числе и клевету на собратьев), и новомучеников, смотрящих добрыми глазами страдальца на заблудшего брата.

Были случаи оклеветания себя, но впоследствии покаяния. В сентябре 1937 года арестовали священников Иоанна и Василия Козыревых. Отец Иоанн на первом следствии себя признал виновным – оклеветал себя, но покаялся в долгие годы лагерной жизни. Опыт следствия 1934 года многому их научил – прежде всего тому, что оно держится на лжи, что следователи ради достижения своей цели не побрезгуют ничем, что ни одному их слову верить нельзя. И потому оставался единственный выход – быть в меру сил мужественным, не признавать и не подписывать лжи и молить Бога о том, чтобы Он даровал силы все претерпеть.

Немощь часто силой брата закрывалась. На групповом допросе со слабым священником удивительно вел себя сщмч. Николай (Добронравов). «Я требую, – сказал архиепископ, – чтобы вы оставили в покое свящ. Сергея Сидорова. Я его знаю как нервнобольного человека, а вам (о. Сергий)  я запрещаю говорить что бы то ни было следователю властью епископа». Позднее о. Сергий писал: «Вряд ли эти мои строки будут прочтены многими, но если… близкие прочтут их, пусть они склонятся перед дивным ликом архиепископа Николая, некогда в застенках ГПУ избавившего меня от самого большого несчастья – от выдачи друзей врагам веры и Церкви».

Странное желание видим в тогдашней следственной системе. Допрос преследовал почему-то цель унизить Церковь, обесценить священство, принудить к предательству братьев. Почти всегда целью допросов и пыток было желание, чтобы «подопечный» оставил священство, чтобы отрекся. Это давало уникальную возможность государственной пропаганде атеизма. Поэтому на этом вопросе заостряли внимание.

Сщмч. Евфимий (Горячев) во время допроса на приказ бросить священство отвечал: «Бросить священство – никогда не брошу! Служу я по убеждению. Может быть, будет время, когда нас будут возить под соломой, под навозом, чтобы совершать службы в подвалах или даже ямах, и тогда я не брошу служить. Советская власть преследует христианство. Христианство останется. Возможно, останутся только одни сильные, которые сумеют возродить христианство. Были в древности такие периоды, когда христиан сжигали, но, несмотря на это, в катакомбах, в подвалах христиане остались, и христианство восторжествовало».

Великие наши новомученики при всей своей хрупкости объявляли войну атеизму, войну безбожию, войну темным силам. И это было необходимо, чтобы остаться верным Христу. Сщмч. Александр (Колоколов) на допросе говорил: «Власть существующая проводит безбожие, она вместе с партией коммунистов ликвидирует и убивает веру в Бога. Значит, это власть темных сил, сатаны. С такой властью я обязан был бороться за свою паству всеми силами, что и делал по мере сил. От этого я отказаться не могу ни при каких условиях. Представители власти на земле сейчас – слуги ‟темных сил”. Вот почему признать себя виновным перед такой властью я не могу».

Мужественно пройдя систему допросов, новомученики не приняли требований следователей отречься от сана, от своих убеждений, оклеветать своих ближних. Они взяли на себя подвиг мученичества за Христа, терпели жесточайшие мучения и перед лицом насильственной и бесчеловечной расправы не озлобились, остались верными Церкви и Богу.

Новомученики – это подлинные победители страха и отчаяния. Их жизнь – нам пример, их подвиг – наше вдохновение, их ответы – пусть будут нам в наставление.