Игорь Владимирович, в этом году в рамках Рождественских чтений вы провели семинар, посвященный методологии сохранения памяти новомучеников. В чем, если кратко, эта методология заключается?

Сразу скажу: какой-то одной формы не существует, потому что коллективная память хранится в различных сообществах в разных формах, и именно это позволяет ей обрести необходимый запас адаптивности к новым условиям и вызовам. Но если говорить о христианской методологии сохранения памяти о новомучениках, то в основе ее лежит опыт Древней Церкви. Она воспринимала исповедников веры как свидетелей истины, которые, следуя за Христом, взошли на свою Голгофу.

К этому добавляются особенности исторического контекста, в котором новомученики совершили свой подвиг. Например, в исторической памяти Церкви сегодня уделено место не только прославленным в лике святых, но и тем, кто пострадал за веру, но не был прославлен, — об этом свидетельствует решение Архиерейского собора 2011 года. Более того, в этом документе идет речь о людях, которые стали невинными страдальцами, невинными жертвами политических репрессий. Память об этих людях — это наша христианская миссия милосердия, мы молимся о них, осознаем неприемлемость тех или иных социально-политических экспериментов. Все это находит свое место в методологии работы, связанной с исторической памятью.

Есть принципиальная основа, которая отличает христианское памятование о прошлом от нехристианского. Христианские формы исторической памяти очень личностны, поэтому мы не просто говорим о массовых репрессиях 20–30-х гг., мы говорим об этом через обращение к личности конкретных людей. И наши отношения с новомучениками для нас, верующих православных христиан, не просто воспоминание — мы верим, что они живы, чувствуем их духовную близость и ведем с ними диалог. В этом диалоге мы узнаем детали их жизни, и это наши личные отношения с ними углубляет. Это специфика христианского опыта. Здесь память становится коммуникацией.

В православной святоотеческой традиции есть свое богословие памяти. Память Церкви — это мост, перекинутый от памяти земной, человеческой, к памяти Божией. Когда мы говорим «вечная память», провожая в последний путь человека, мы не надеемся на то, что наша память, земная, будет вечна. Мы не надеемся на свою память. Мы даже не надеемся на память Церкви как института земного. Но мы понимаем, что Бог знает и помнит каждого человека. И мы просим, чтобы Он помнил нас, наших братьев и сестер во Христе, ушедших «в путь всея земли». И Церковь как богочеловеческий организм, который рождается здесь, на земле, но растет в жизнь вечную, разделяет это памятование о каждом из своих членов. Так возникает сопричастность памяти церковной памяти вечной, которая является одним из аспектов участия Божьего в мире. Такое отношение к памяти нам представляется существенным элементом церковного самосознания. Неслучайно молитва о живых и усопших в диптихах, а позднее в синодиках разного состава, соборная и частная, всегда была неотъемлемой частью церковной культуры.

Для людей Церкви, при внешней схожести многих мемориальных проектов со светскими аналогами, в этом делании открывается благодатная глубина. Поэтому церковная мемориальная культура еще и глубоко традиционна. Мы опираемся на традицию, которая выросла в течение как минимум двух тысяч последних лет в этом предстоянии Богу и в уникальном опыте соединения памяти человеческой с памятью Божественной. Традиция формирует ценностную базу наших мемориальных практик. Со светской культурой нас часто объединяют формы, в которых мы пытаемся сейчас донести наш опыт прошлого до современников и потомков. Ведь культура памяти по своей природе презентативна, ее задача — подобрать для прошлого актуальные формы бытования в настоящем.

Какие способы сохранения памяти о новомучениках и пострадавших за веру Вам кажутся наиболее эффективными?

В Русской Православной Церкви имеют бытование разные формы памяти о подвиге новомучеников. Например, существуют и продолжают развиваться такие глубоко укорененные в традиции формы, как литургическая, монументальная — строительство храмов, часовен, поклонных крестов, иконографическая, литературная. Есть относительно новые практики: например, чтение имен пострадавших 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий. С 2023 года решением Священного Синода в этот день должны совершаться и особые заупокойные богослужения.

В некоторых местах массовых захоронений жертв политических репрессий, таких как Бутовский полигон, уже сложилась традиция читать расстрельные списки. С 2012 года мы читаем имена всех казненных в Бутове — это 20 762 человека. Эта мемориальная акция называется «Голос памяти» и производит, по свидетельству многих участников, очень сильное впечатление. Вот тоже новая форма, хотя, безусловно, глубоко связанная с традицией литургического поминовения, составлением синодиков, заупокойным богослужением Русской Православной Церкви. Однако это именно новая форма, посколько читаются имена как православных, так и неправославных, чтение идет по дням расстрела, в самой акции участвуют люди церковные и светские, представители разных конфессий, родственники пострадавших и просто неравнодушные люди. Мотивация участников, так хорошо выраженная когда-то Анной Андреевной Ахматовой в ее «Реквиеме» — «всех поимённо назвать», — сама по себе является выражением интенции христианских поминальных обрядов, но для многих это не очевидно, а воспринимается как внутренний императив их личного отношения к теме. Свидетельство Церкви соприкасается с исторической памятью общества, возникает очень важный диалог о трудном прошлом.

Еще одна новая реальность, о которой много пишут сейчас исследователи исторической памяти, — это «цифровой поворот», почти неизбежное использование различных медиа для трансляции исторических нарративов. Это конечно, касается и памяти Церкви. Сайты и базы данных в интернете — уже привычная и даже необходимая форма, в том числе и в увековечении памяти новомучеников. Это база ПСТГУ «За Христа пострадавшие» и замечательный портал Соловецкого монастыря о православном духовенстве XX века. Мы постепенно создаем виртуальный музей «Русская Голгофа». Или вот такая традиционная тема: многовековое попечение Церкви о местах захоронения исповедников веры и братских могилах жертв социальных катастроф. 29 декабря 2022 года Священный Синод в новых рекомендациях по увековечению памяти новомучеников отметил важность сбора сведений о массовых захоронениях жертв репрессий советского времени на сайте www.rusgolgofamap.ru. Это церковный ресурс, главная цель которого — мониторинг состояния и координация деятельности по благоустройству мест памяти.

На таких семинарах, какой был в этом году в рамках Рождественских чтений, мы обсуждаем, что лучше делать на местах захоронений (или там, где место захоронения не выявлено), в храме, в учебном заведении и так далее; где и какие формы работы могут быть уместны и эффективны.

Вообще, в Церкви сейчас ведется колоссальная и очень многообразная работа по увековечению памяти новомучеников. Зачастую она имеет инновационный характер: передвижные выставки (самая масштабная — «Русская Голгофа», которую мы проводим при поддержке Фонда президентских грантов), поэтические эксперименты (как недавно написанный монахиней Амвросией (Хромовой) «Бутовский реквием»), театральные постановки.

В прошлом году на секции Рождественских чтений мы, например, обсуждали такой проект. В Челябинской епархии была проведена мемориальная акция, которая представляла собой поездку инициативной группы по ряду храмов, в каждом из которых устраивали фольклорный праздник для прихожан. А заканчивалось все это вечером памяти новомученика, который был связан с этим конкретным приходом. Интересная форма, которая до этого никому в голову не приходила. А в Томске есть люди, которые ежегодно стараются проводить велопробег (!) памяти мученицы Татьяны Гримблит, на Бутовском полигоне расстрелянной. И это привлекает молодежь!

Еще очень интересная форма — экспедиции, в том числе и молодежные, по местам служения новомучеников или местам их подвига. В том же Томске в очень непростых условиях проходят байдарочные походы по местам, где когда-то стояли лагеря. Команды волонтеров, в том числе молодежь, пытаются пробиться в эти, теперь уже заброшенные места лагерей для того, чтобы там вспомнить пострадавших. В Вятской епархии есть большая инициативная группа людей, которые отправляются в леса и находят эти заброшенные лагпункты, устанавливают там информационные стенды.

Почему недостаточно традиционных форм, таких как музеи, книги, мемориалы, а постоянно изобретается что-то новое, неожиданное — как, например, велопробег в память о новомученице?

Церковь состоит из людей разных поколений. Она воспроизводит себя в истории через Священное Предание. Это то, что передается. Это мы обозначаем латинским словом «традиция». Однако когда мы воспроизводим одни и те же механизмы трансляции исторического опыта, мы очень часто замыкаемся в среде людей одного круга общения. Так церковная память может оказаться «памятью гетто» и не сможет исполнить миссию, которую на Церковь возлагает Господь, — например, не передаст этот опыт достаточно широкому кругу молодой аудитории. Поэтому постоянно нужно искать и новые, экспериментальные формы. Такие формы мемориальной культуры можно найти в различных современных обществах, хотя не все они имеют христианскую основу. Например, очень сложная, острая, интересная тема — насколько можно использовать формы исторической реконструкции в рассказе о подвиге новомучеников. В 2023 году на Рождественских чтениях прозвучал доклад отца Леонида Цапка о том, как силами подворья Троице-Сергиевой Лавры в п. Зеленоградский в Подмосковье 2 октября 2022 года в формате открытого урока для школьников района была сделана реконструкция событий в станице Незамаевской. В ходе Гражданской войны во время этих событий там был убит один из священномучеников, иерей Иоанн Пригоровский. Поразительно, что один из его сыновей, казак, участвовал в войне на стороне красных. Потом односельчане его поймали и казнили за то, что он вольно или невольно способствовал смерти собственного отца. И вот отец Леонид с помощью военных реконструкторов масштабно показал эти боевые действия, показал и саму казнь священника… Я присутствовал на этом действе и видел, какое большое впечатление представление произвело на зрителей. Но, конечно, форма экспериментальная. Не скажу, что эта форма однозначно показалась всем участникам секции приемлемой, но многие и поддержали, сказали, что это хорошо работает для молодежной аудитории.

А как говорить про память о новомучениках и пострадавших за веру со светской аудиторией?

Наши взаимоотношения со светской аудиторией неизбежно попадают в контекст очень важного процесса осмысления трагического опыта XX века. Многие вопросы до сих пор являются предметом болезненной общественной дискуссии. Но мы считаем, что есть вещи, о которых необходимо договориться, чтобы создать нравственный фундамент и духовного, и культурного возрождения нашей страны. Необходимо, не давая априорной негативной оценки всему, что тогда происходило, определенные вещи в опыте Советского государства осудить и как преступления, и как ошибку. Массовые репрессии уже осуждены государством и обществом на законодательном уровне (законы о реабилитации 1991 года, концепция по увековечению памяти жертв политических репрессий, которая была впервые принята правительством РФ в 2015 году, и др.). Эти документы однозначно говорят, что массовые репрессии, политические репрессии, репрессии против верующих осуждены и не имеют оправдания. Понимание этого рано или поздно, я надеюсь, станем общим для всех граждан России.

Русская Православная Церковь имеет по этому вопросу очень четкую позицию, которая не меняется. И выступая как свидетель истины в общении с внешними, транслируя свой духовно-нравственный опыт вовне, Церковь высказывает свое суждение в этой общественной дискуссии.

Осмысление прошлого зачастую связано с необходимостью прощать, примирять. Но как совместить прощение и верность правде?

Вы знаете, когда открывали светский памятник «Стена скорби» в Москве в 2017 году, Наталья Дмитриевна Солженицына сформулировала четыре этапа пути: «Знать, помнить, осудить. И только потом — простить». Очень важно здесь — «знать, не забыть»… Прощение — это не знак равенства между жертвой и палачом. Прощение — это не оправдание той позиции, которую гонитель Церкви занимает по отношению к Церкви. Церковь не благодарит Ирода за то, что появилось множество невинно убиенных младенцев. Церковь не благодарит Пилата за то, что он умыл руки. Церковь не благодарит Синедрион за то, что он принял решение о распятии Христа. Церковь не благодарит императора Диоклетиана за гонения на христиан. Господь в Евангелии от Матфея прямо говорит, что придут соблазны, но «горе человеку тому, через которого они придут», и далее про мельничный жернов...

Новомученики об этом тоже очень много говорили и писали. Например, расстрелянный в Бутово 10 декабря 1937 года архимандрит Кронид (Любимов) в ответ на вопрос следователя, чем он считает советскую власть, отвечал: «Советская власть — это испытание для верующих в Промысл Божий». Вот какой глубокий богословский ответ дал преподобномученик офицеру НКВД!

Когда Церковь проходила страшные, кровавые испытания, новомученики избежали ненависти к своим палачам. Для этого у христиан есть очень важный богословский инструментарий — учение о Кресте Господнем. Оно дает возможность осмыслить страдание и зло, которое происходит с нами, не как трагическую случайность, а как часть того Промысла Божия, который непостижим, но тем не менее спасителен…

Однако это не значит, что для нас добро и зло в выборе человека равноценны. Новомученики исповедовали определенные взгляды, и за эти взгляды их уничтожали. Палачи их исповедовали тоже определенные взгляды, и, следуя этим взглядам, они людей уничтожали.

Церковь не прощает палачей в том смысле, что не называет их деяния простительными, не ищет оправдания злу. Она может разрешить христианам молиться о прощении этих людей, людей несчастных, потому что, конечно, и палачи пострадали. Не в том смысле, что их работа была тяжелой (хотя она таковой была). Дело в том, что они методично уничтожали в себе людей, а это духовное страдание. Об этих переломанных судьбах и искалеченных по-своему душах прекрасно рассказывают современные публикации. Они разворачивают перед нами документальное повествование о судьбах творцов и исполнителей массовых операций НКВД (прежде всего упомяну работы новосибирского историка Алексея Теплякова, например «Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920–1930-х годах», сборник документов в трех томах «Эхо большого террора» и другие). Эти люди испытали на себе все последствия своего соучастия во зле. Система их уничтожила! Причем многих физически, потому что большая часть из них была потом тоже репрессирована.

Сочувствие к мучителям исповедников как к людям, которые не обрели полноценного, нормального, человеческого бытия здесь, на земле и, скорее всего, потеряли надежду на жизнь вечную, у нас может быть. Сочувствия к их идеям и взглядам, оправданий их действий быть не может.

Протоиерей Кирилл Каледа однажды сказал: «Пока не будет памяти о новомучениках, не будет никаких успехов в стране». В контексте того, что Вы сказали, отвечая на предыдущие вопросы, хотелось бы уточнить — а что такое успехи страны? Потому что есть консенсус в желании осмыслять прошлое, но консенсуса в видении настоящего и будущего в обществе нет. Как же нам двигаться вперед и как в этом поможет память о новомучениках?

Мне кажется, что путь к успехам всегда идет через самоосознание. Помните любимую поговорку старца Амвросия Оптинского: «Познай себя, и будет с тебя»? Парафраз известного изречения Сократа. В этом нам тоже помогают новомученики — познание своей истории, самих себя.

В иллюзиях, без понимания той точки, в которой мы находимся, понимания, откуда мы пришли, невозможно развиваться. Любые успехи могут быть только в реальности. Новомученики сохранили в себе личность, озаренную светом благодати Божией, в нечеловечских условиях рукотворного ада. Они настоящие победители. Поэтому память о новомучениках — это духовно-нравственная сила, которую нам посылает Господь в непростой исторический момент, который сейчас мы переживаем. Новомученики осуществили то, о чем своим духовным чадам говорил, ссылаясь на видение Господа нашего Иисуса Христа, старец Силуан Афонский: «Держи ум во аде и не отчаивайся».

Вот пример исповедника преподобного Леонтия (Стасевича). На Пасху он сидел в лагере, и безбожники решили его помучить. Они брали его и окунали в нечистоты, в парашу. Прямо с головой туда погружали. И говорили: «Ну что, поп, воскрес Христос?» А он говорил: «Воистину воскрес!» И они его снова окунали. До тех пор пока им это не надоело. А он сохранил в себе веру, человеческое достоинство, он прожил потом еще многие годы, стал духовным наставником для тысяч людей. В нечеловеческих условиях, которые должны были его раздавить, ошеломить, лишить человеческого облика, он смог остаться человеком. Или, точнее, он смог остаться человеком, потому что сохранил в себе веру в Бога.

Такие примеры являются спасительными в экстремальных ситуациях и позволяют найти выход из, казалось бы, безвыходного положения. Это необязательно будет успех в смысле большого ВВП или новых научных открытий. Это может быть успех как новая ступень постижения истины, приближения к Богу и обретения в Боге истинного источника своего бытия.

Но поскольку Бог дает в том числе и земные победы и успехи, возможно, что по мере постижения христианского учения (что можно делать и через опыт новомучеников и исповедников) люди будут по-другому относиться друг к другу, к своей стране, к Церкви, к самим себе, и за счет этого даже этот мир изменится к лучшему.

Беседовал Никита Глявин